Сомнительная полночь [сборник] - Эдмунд Купер

Наконец, когда привели лагерь в порядок, Том снова заговорил.

— Барбара, — сказал он ровным голосом — не дашь ли ты мне полбутылки виски? В каком-то смысле, у меня сегодня день рождения.

Она дала ему бутылку, и Том, зажав в руке пачку фотографий, удалился в палатку. Прошло уже два часа. Но он до сих пор не вышел. Время от времени из палатки слышалось приглушенное звяканье бутылки о стакан.

Эвери сумрачно смотрел в огонь. Вот и конец второго дня, подумал он. А также конец гордости, самоуверенности и этого проклятого командирства.

Он был круглым дураком, когда воображал, что им удастся разыгрывать Великолепную Четверку на Коралловых Островах. Он был круглым дураком, потому что не сделал все возможное, чтобы обеспечить максимум безопасности. Без всяких оговорок, он был просто круглым дураком.

Должно быть, один или несколько «греческих богов» Мэри «посетили» лагерь. Во всяком случае, совершенно ясно, что это были не животные. И если он, она, оно или, скорее всего, они выбрали для вторжения время, когда лагерь был пуст, — из этого неопровержимо следовало, что они достаточно долго наблюдали за ним.

И даже, может быть, сейчас они прячутся в темноте в каких-нибудь пятидесяти ярдах и готовят новый сюрприз.

Эвери вздрогнул и попытался отогнать подобные мысли. Ибо если продолжать в том же духе, ему скоро покажется, что они окружены невидимыми в темноте толпами свирепых дикарей.

Но тут Барбара направила его мысли в более практическое русло.

— Ну, и что мы будем делать? — просто спросила она.

На такой вопрос он мог ответить. На такой вопрос мог ответить кто угодно.

— Уйдем отсюда, — сказал он. — Как только рассветет, поищем более безопасное место. И если мы сумеем построить надежную защиту, то будем жить, словно в осаде, и ждать, что произойдет.

Он мог бы добавить: пока не погибнем, пока нас не уморят привидения, пока мы не заболеем, пока нас не доконает эта дикая жизнь, пока не свалится на нас из четырехмерного пространства золотая сфера, пока нас снова не усыпят кристаллами и не перенесут еще в какое-нибудь чудненькое местечко. Может случиться все что угодно. И лишь одно — выжить в этом немыслимом положении — казалось маловероятным и нелепым.

Но Барбара смотрела на него так испуганно и растерянно. А первая обязанность английского джентльмена (вымирающая порода!) состоит в том, чтобы в первую очередь поддерживать женщин и детей. Поэтому он решил утешить Мэри и Барбару.

— Не стоит слишком беспокоиться. Это всего лишь второй день. И мы многое узнали. Этот день принес нам не только разрушения, но и удачу. Он научил нас не пренебрегать ни единой мелочью. И еще. Это знание стоит очень дорого, а мы заплатили за него такими безделками. Завтра первым делом найдем место получше, а потом…

— В общем, «все хорошо, прекрасная маркиза», — сердито прервала его Барбара. — Возможно, цена дороже, чем тебе кажется, Ричард. — Она кивнула в сторону палатки. — И я знаю, кто ее заплатит.

Мэри вздохнула:

— Бедный Том… Вы думаете, с ним все в порядке?

— Конечно, все в порядке, — раздраженно ответил Эвери. — Просто для него это удар в самое сердце. Все мы когда-то собирали такие картинки. Правда, не в таком возрасте.

— А ведь Том последовательно собирал их целых пятнадцать лет. Такой финал может сломать или погубить его…

В это мгновение палатка закачалась от толчка, и из нее появился Том. В руке он держал пустую бутылку виски.

— Ребята, — нетвердо произнес он. — Мне послышалось, что вы упомянули имя некоего печально известного Томаса Саттона, эсквайра… Позволите к вам присоединиться?

Эвери решил, что, пожалуй, лучше всего будет вести себя, будто ничего не случилось.

— Мы рады, что ты пришел, Том.

— Может, ты хочешь поесть? — спросила Мэри. — Мясо очень вкусное.

Том отрицательно покачал головой:

— Нет, хоть бы его кормили медом и выпаивали райским молоком… Извините, ребята, у меня есть для вас кое-что.

Он исчез в палатке и скоро появился снова, держа в руке фотографии.

Он протянул одну из них Эвери.

— Взгляни сюда, старина. Coitus exoticus. Ради всего святого, скажи, как им удалось сплестись в такой невообразимый узел?

Стараясь говорить безразличным тоном, Эвери ответил:

— Тут может быть два решения. Либо это монтаж, либо зеркала.

Том ухмыльнулся:

— Неплохо, старик. Смеешься над беднягой Томом, а? Делаешь вид, будто ничего не случилось… Господи, ну и выдержка!

Он повернулся к Барбаре и сунул ей другую картинку:

— А теперь оцени художественные достоинства этой штучки, моя гордая красотка. Coitus syntheticus. Лучший в мире способ, моя дорогая леди.

— Том, — резко сказала Барбара, — что ты пытаешься доказать, черт подери?

Том восхищенно улыбнулся:

— О, отличный вопрос! Я вижу, мне предстоит серьезная и благоразумная беседа. Что я пытаюсь доказать? Действительно, что? Дорогая леди, тут нечего доказывать. Все это свершившийся факт. Том, этот грязный дегенерат, разоблачен. Бывший Томас Саттон, эсквайр, в дерьме с ног до головы, впрочем, как всегда.

Мэри заплакала:

— Том, милый, не надо! Не надо! Ты нужен нам. Ты очень нужен нам.

Она что-то неразборчиво лепетала сквозь рыдания. Но ее слова произвели магическое действие.

— Кажется, девица взывает о помощи, — начал было Том. Он встал, пошатываясь обошел костер и, наконец, сел рядом с Мэри. — Что вы сказали? Мэри, что вы сказали?

— Не надо, — всхлипывала она, — не казните себя, пожалуйста… Мы не можем без вас… Вы и Ричард… Вы должны защитить нас.

Он обнял ее. Казалось, он каким-то чудом протрезвел в одно мгновение.

— Вы сказали: Том, милый. Ото очень хорошо — но невозможно. Это ничего не может значить, Мэри. Вы должны это понять. Это ничего не может значить, совсем ничего… Но то, что вы смогли сказать: Том, милый — после того, что узнали… Никто никогда не говорил мне: Том, милый… Разве что мама… И больше никто… Не плачьте, Мэри. Мне было необходимо почувствовать, что я кому-то нужен. Я так долго ждал.

Эвери готов был провалиться сквозь землю. Барбара, по-видимому, тоже. Все это было слишком остро, слишком пронзительно, слишком интимно — такие вещи не говорят при свидетелях. Но делать было нечего, идти некуда. Оставалось сидеть и смотреть.

Вдруг Том сгреб все фотографии и картинки и швырнул их в костер.

— Всесожжение в честь богини поверженных гормонов! — воскликнул он. — Прощание с непристойностью. — Он рассмеялся, и его смех — еще одно чудо — звучал весело и уверенно. — Ну а какую лепту внесут остальные члены Великолепной Четверки?